Предан, не смотря ни на что.
Он стоял под окном и громко, радостно лаял. Солнце уже во всю светило, согревая промерзшую, но еще не покрытую в конце октября снегом землю. Рядом ворона тормошила остатки заплесневевшего хлеба, вытащенные из помятой жестяной банки, служившей псу миской.
Он был обычной дворнягой, вмеру крупным палевым кобелем с очень темной спиной обрещанным правым и висячим левым ухом. Толстый ошейник сделанный из обычного, старого ремня, был своего рода маскировкой, - тяжелая толстая цепь крепилась к звеньям строгого, с шипами внутри ошейника. Он заливался веселым смехом, прыгая туда-сюда под окнами обожаемого человека, не обращая внимания на то, что тяжелая цепь цеплялась за ноги, а загривок начал болеть от врезавшихся в кожу шипов.
- Заткнись, ублюдок! - знакомая, красная, опухшая от выпивки физиономия показалась в окне. Злое лицо не обещало ничего хорошего. Но пес радостно гавкнул. Окно открылось, и дворняга поспешил в будку, поджав хвост и уворачиваясь от сапога, запущенного ему в спину. При этом губы собаки были растянуты так, словно он улыбался. Он никогда не обижался. Он любил своего человека.
Спустя несколько часов на пороге крыльца показались знакомые ноги, одетые лишь в простые, драные джинсы. Стелясь по земле от радости и страха, судородно мотая хвотом, пес притащил своему человеку его сапог.
- А, это ты, дружище, - тяжелая рука ласково потрепала косматую голову. Пес почти сиял от счастья, жался к ногам, ластясь к человеку и почти опрокидывая его.
- Ну, чего удумал? Поди прочь, окаянный, я же упаду! - возмущенно, но без злобы гаркнул мужик. Зверь продолжал вертется у ног, провожая хозяина до колонки, насколько хватало длинны цепи. При этом он не лаял, а возбужденно повизгивал.
Хозяин ушел, спустя пару часов, как всегда одетый в те же джынся, тяжелые военные ботинки, простую клечатую рубаху и куртку.
Едва калитка прикрылась, пес приступил к обязанностям сторожа. В заливистом лае кобеля слышалась радость и счастье, а еще - гордость, что он защищает дом своего Бога.
Хозяин вернулся вечером. От него опять резко пахло спиртом, но пес, радостный встрече, голодный и любящий, бросился встречать его. Его Бог был не в духе.
- Ууу, паскуда, - с тихой злостью пробормотал он, щуря слезящиеся, красные, глубоко запавшие от постоянного пьянства глаза. В следующий миг, тяжелый ботинок с силой ударил в бок собаки. Хрустнуло ребро. Пес взвизгнул.
- Пустобрех проклятый. Чтоб тебя, - приговаривал мужчина, снова и снова пиная животеное, круша кости своей собаки. Пес визжал, пытался лизать человеку руку и понять в чем он провинился. Он ползал на брюхе, уже не потому, что просил прощения, а потому, что одна из его лап была раздробленна, и каждое ребро невыносимо болело. Пес взвизгивал, словно извиняясь перед хозяином, но тот был слишком зол.
Сорвав пьяную злобу, обрушив на спину своего сторожа последний удар, мужчина, шатаясь ушел в дом, не прикрыв ни калитку, ни дверь. До пса, оставшегося лежать в луже крови, вскоре донесся неспокойный храп.
Собака лежала, едва слышно поскуливая, не пытаясь даже доползти до будки. Но едва у калитки раздался шорох, пес затавил себя поднять голову. Из горла собаки раздался хлюпающий кашель что должен был быть лаем...
Утро было удивительно тихим. Он проснулся от солнечных лучей, бьющих в лицо и от сквозьняка, заставляющего зябко ежится. Он удивился. Обычно его будил пес. Сев в кровати, мужчина тихо застонал, схватившись за голову, - она раскалывалась, перед глазами было мутно, а во рту - сухо. У дверей раздался шорох и странный звух. Мужчина осторожно двинулся к крыльцу. И замер на пороге. События ночи обрушилиь на него, с удивительной ясностью он вспомнил все, включая даже те слова, что говорил.
В середине двора расплылось грязно-бурое пятно крови, не впитавшейся в промерзшую землю. Неширокая, рваная полоса грязно-красного цвета тянулась к крыльцу, у которого и лежала собака, положив голову на нижнюю ступеньку. При появлении человека, пес слабо дернулся, словно пытаясь подняться, издал звуки, напоминающие визгливый плачь. И в этом плаче слышалась радость. Хвост собаки дергался, пытаясь вилять.
Человек зашатался. Перед глазамт все поплыло, когда он медленно сел накрыльцо. Пес взвизгнул, как-то особенно радостно прозвучал этот звук, когда он заглянул хозяину в глаза, будто извиняясь, что не может подняться, и стал лизать руку чсвоего Бога. Но движения становились все медленнее, а вскоре собака снова легла, положив голову на ступеньку.
С неба упала снежинка. Она опустилась на нос пса. И не растаяла.
Человек сидел на крыльце. Его плечи были ссутулены и вздрагивали. Он обнимал за шею большую черную голову собаки, вкарих глазах которой застыла любовь и преданность.
А снег тихо падал с неба, словно торопясь убрать, скрыть от посторонних глаз всю грязь этого мира, выставитьего чистым, красивым и белым.